(с) Baerahtram Sinisteris

Призрак.

Посвящается все тем, кто так и не вернулся домой.

Луна назойливо билась в окно. Свет резал глаза. Не спалось.
Было дико холодно. Он зажег свечу. По крайней мере, не будет так одиноко.
Осень. За окном шелестели листья, гонимые ветром. Он подумал, что все в этом мире подобно этим листьям, увлекаемым ветром в бездну небытия.
Он прикрыл глаза, так чтобы золотое сияние свечи растворилось крошечной радугой, играя на ресницах. Он слушал ветер. И ветер пел его имя, ветер звал его с собой. Он вдохнул приторный запах ароматных масел, коим была наполнена комната, и поежился от чувства дикого безысходного одиночества. Пламя свечи танцевало. Ветер пел свою бесконечную песню.
Мысли текли сонно и лениво, и так хотелось убежать куда-нибудь подальше из этого мира, вырваться из этих замкнутых в клетку стен.
Он посмотрел на песочные часы на столе. Время перешло грань…
Если бы хоть кто-то был рядом. Кто-то, кому он был бы нужен. Кто-то, кто мог бы слышать стук его сердца, наблюдать течение его мыслей.
Он подумал о смерти. Смерть в этом золотом сиянии, в этом тошнотворно-сладком запахе гвоздики и ладана. Чего еще может желать человек?
Сон-смерть. Смерть-сон. Сознание, уставшее от тягостных размышлений, в который раз ускользнуло от его пристального взора.
Он уснул, обласканный светом единственной свечи, под тихие стоны ветра.

Свеча давно догорела, и ветер утих. Он проснулся от легкого, еле слышного касания. Поднял глаза…
… и встретил ЕГО взгляд.
Синие словно глубокое море глаза.
А на дне моря играли золотые искры…
Неосознанно он прикрыл грудь, будто стараясь, удержать бешено колотившееся сердце.
Незнакомец молчал. Это было странное мягкое давление, ощущение, будто находишься глубоко под темной водой омута.
Незнакомец изучал его. Рука плавно скользила по обнаженной груди, длинные прозрачные ногти слегка царапали кожу. Кружева манжет щекотали. Юноша поднял глаза, и их взгляды снова встретились.
Стало невыносимо сладко от той манящей боли, что таилась в глубине ЕГО взгляда. Будто была в нем вся тяжесть какого-то страшного наказания, мудрость всех времен и рыки всех демонов ада.
Лицо гостя было скрыто широкой полосой шелка, черные блестящие локоны ниспадали на плечи.
Не в силах более выносить вонзающийся в сердце, словно жало взгляд он прикрыл глаза.

Снег. Огонь. Костер посреди бескрайнего снежного поля. У костра женщина, вся в белом. Мех окутывает ее хрупкие плечи, глубокий капюшон покрывает голову. В золотых волосах блестят снежинки. Лицо ее, озаренное скупым зимним солнцем, прекрасно. Глаза лихорадочно блестят. Она шепчет что-то и взмахивает руками, потом наклоняется к пляшущим языкам пламени…

Неясный шум позади.
Бесконечное кружение неба. Звук падения собственного тела. Снежная пыль под копытами испуганного коня. Медленно розовеющий снег.
Полная тьма…

Черное небо со звездами, словно острия гигантских игл. Мертвый лик луны.
Суетливая возня. Волчий вой, звериный запах. Шершавым языком по щеке.
Клыками в мертвую плоть. Испуганный взгляд желтых глаз.
Пробуждение…

Он вернулся к скользящим прикосновениям шелка и теплых сухих ладоней.
Видения исчезли. Он вновь заглянул в ЕГО глаза, поцеловал наполовину скрытую повязками почти безжизненную руку. Слезы обжигающим потоком заструились по щекам.
Он шептал что-то, всхлипывая, путаясь в словах, столь не подходящих для этих чувств. Он не мог понять, что происходит, да и теперь это было не важно. Он хотел согреть, прикрыть своим слабым юношеским телом ЕГО, он готов был ползать на четвереньках подобно собаке, только бы лишь в этих безумно прекрасных глазах стало меньше боли.
Он знал, что сотни, а может быть тысячи человек, чувствовали и делали то же самое до него. И погибали, влекомые этой болью. Ему казалось, что он катится вниз в непроглядную темноту бездонной ямы.
Его бог, это древнее существо с глазами, подобными двум осколкам неба, безмолвно взирал на него. Тысячи миров каждое мгновение проносились пред его взором и ни в одном из них он не находил себе пристанища. Теперь эта душная, благоуханно-смрадная комната казалась ему раем. Раем, в котором он хотел бы запереться навсегда. Раствориться в пламени свечи…
Внезапный порыв пробудившегося ветра распахнул окно.
Он вздрогнул, словно от жестокого удара.
Гость отвел взгляд, посмотрел на песочные часы. Теперь взгляд ЕГО был пуст. Звезды и золотой свет исчезли. Черные локоны будто припорошило ранним снегом. Плечи сгорбились. Преодолевая невидимый барьер он ринулся к Незнакомцу, чтобы обнять, чтобы слиться в едином вдохе. Дальше падать было некуда. Ниже бездны не существует. Он прикрыл глаза и вдохнул пряный аромат ЕГО духов. Пахло сандалом, апельсинами и свежестью, что приходит после дождя.
Сердцем в сердце, глазами в глаза, они впились друг в друга.
Он вспомнил свое детство, теплые руки матери, запах молока и меда.
Ничего не имело значения.
Больше ничего не имело значения…

Луна назойливо билась в окно. Было дико холодно.
Ветер играл рамами окон, разбитые песочные часы сиротливо ютились в углу тесной запыленной комнаты. Запах гвоздики и ладана все еще витал средь ободранных стен. На просторном резном ложе, на смятых шафрановых простынях, среди жухлых осенних листьев лежал он. Слабая по-детски глупая улыбка озаряла худое бледное лицо. Руки, застывшие в судорожном объятии, казалось, обнимали весь мир.
Если бы хоть кто-то был рядом.
Кто-то, кому он был нужен.
Кто-то, кто мог бы слышать стук его сердца, наблюдать течение его мыслей.
Сон-смерть. Смерть-сон.
Чего еще может желать человек?